Закончился сезон 80 года, а с ним и очередной Олимпийский цикл. Простились со спортом многие фигуристы бобринского поколения, и перед Игорем встал вопрос: « А что дальше?»
Своей жизни без льда, без фигурного катания он не мыслил, но ему шел уже 27-й год, и шансов в борьбе с молодыми оставалось все меньше.
Подготовку к решающему сезону Игорь начинает с новым тренером – своим недавним соперником, другом и к тому же братом жены Юрием Овчинниковым, который, закончив кататься в 78г, уже имея диплом Института физкультуры, учился в то время в ГИТИСе на заочном отделении балетмейстеров фигурного катания, руководимом Людмилой Пахомовой.
Необходимость такого шага в первую очередь понял Игорь Борисович Москвин, давший ученику все, что мог. Тогда это решение казалось единственно верным, но много лет спустя, Бобрин в своей книге признался:

- Мое расставание с Москвиным происходило довольно болезненно, а искренне сказать – трагично. Однажды в нескольких фразах он намекнул мне на то, что у него появились сомнения относительно моих возможностей добиться чего-то большего.
Когда человеку полностью доверяешь и вдруг слышишь в его голосе сомнение, когда ты считаешь его богом в том деле, которым ты занимаешься, услышать такое ужасно обидно. Во мне бушевало столько амбиций, мне так хотелось больших побед, я чувствовал в себе столько сил, что сомнения Москвина меня буквально подкосили.

Сам Игорь Борисович не комментировал эту ситуацию, но вот что по этому поводу вспоминала Тамара Москвина:

- На самом деле даже не знаю, почему они расстались. Несмотря на потрясающее чувство юмора, Игорь был очень ранимым, его легко было обидеть, и тогда он сразу замыкался в себе. Очень долго переживал. Собственно, и муж такой же. Не исключаю, что именно это и стало причиной расставания. Оба - одинаковые по характеру, чувствительные, ранимые. Реагируют на невнимание одинаково. Возможно, ни один, ни другой не хотели в какой-то ситуации уступить. Вот и разошлись. Но отношения остались очень хорошими.
И еще спустя 20 лет Игорь скажет:

- Я точно знаю, что простился со своей спортивной карьерой, когда во мне кончился весь ненаписанный на бумаге план, по которому меня тренировал Москвин. Как только запас, который в меня вложил Игорь Борисович, был исчерпан, я оказался выжат полностью.
Но тогда в сезоне 80/81 союз Бобрина с Овчинниковым выглядел очень плодотворным. Вот как увидел ситуацию журналист Станислав Токарев:

- Бобрин вырос у Игоря Борисовича Москвина, воспитателя многих ленинградских фигуристов. Москвин научил его делу и сознанию долга. За Москвиным – четким, рациональным, как за каменной стеной было нервному, импульсивному Бобрину. Но приходит день, когда творчеству нужен новый толчок, а на тебя потихоньку начинают посматривать, как на допевшего свою песню, а она – ты это знаешь – по-настоящему только начинается, но время торопит… И наставник говорит: « Если считаешь, что так лучше, иди к другому. Иди и будь счастлив»
«Другой» - это был Юрий Овчинников, в прошлом тоже ученик Москвина. Они – художники в спорте, родственные души, а не только родственники. Овчинников – тренер без году неделя, он просто выдающийся мастер льда, многого на нем не досказавший. Когда они остались с глазу на глаз, все поначалу шло трудно: оба фонтанировали идеями, которые находили друг на друга, как коса на камень, до отчаяния.
Но Овчинников рос, как тренер, поразительно быстро – потому, может, что в бытность спортсменом движение не насыщало его острого, цепкого, чрезвычайно расположенного впитывать и анализировать информацию интеллекта. Психологию нового дела он постигал не шагами, а прыжками – такими, как прежние его парящие аксели. Он стремительно стал понимать, в чем его былые ошибки, и на них учил Игоря. Он видел в нем свое продолжение, свое несбывшееся, и когда говорил: « Ты не смеешь останавливаться на том, на чем остановился я», для Бобрина это было… Чтобы я понял, как было, Игорь в разговоре со мной постучал кулаком по сердцу.
К сезону они подготовили новые короткую и произвольную программы. Короткая, как всегда, представляла собой законченную миниатюру под названием «Подстреленная птица»

Ю. Овчинников:

- Мы поменяли прошлогоднюю композицию. В этом был определенный риск, поскольку знакомая зрителям программа на музыку Паганини всем нравилась. Но мы решили, что только обновление программы может помочь в осуществлении планов, которые мы наметили на новый сезон.
Первый осенний турнир в Лондоне принес Игорю лишь 5-е место. А затем началась беспроигрышная серия турниров: Приз профсоюзов СССР, Приз Панина, декабрьский турнир «Московские новости». Второй год подряд ленинградец уверенно завоевал «Хрустальный конек». Особенно сильное впечатление произвела на всех его новая короткая композиция.

«Советский спорт»:

« На льду Игорь Бобрин, чьи короткие программы не раз были украшением чемпионатов Европы и мира. И нынешняя миниатюра с характерным названием «Подстреленная птица», в которой прозвучала очень динамичная, словно наэлектризованная мелодия, была тепло встречена зрителями. Чемпион СССР уверенно исполнил все сложные элементы. Впечатляла дорожка шагов, искусно вписанная в музыкальную композицию. Бобрин умело создавал силуэт взлетающего человека, подчеркивал напряжение мелодии. На показательных выступлениях он вновь исполнил новую короткую программу и вызвал ею не меньший восторг, чем своим знаменитым танцем «Ковбой». Это ли не свидетельство того, что спортивные композиции нашего лидера обладают особой зрелищностью. Искусство пантомимы у Бобрина органично вплетено в спортивную ткань танца»

Ю.Овчинников:

- Для Бобрина этот сезон во многом решающий. Фигурист в расцвете сил, он проникся чувством ответственности за свое положение лидера. Это дает надежды на успех.

На январском чемпионате СССР в Одессе Игорь был на удивление спокоен, и в третий раз завоевал чемпионский титул, обойдя молодых и сильных соперников Александра Фадеева и Владимира Котина.

Ю.Овчинников:

- В нашей работе с Бобриным над короткими программами прошлого и нынешнего сезонов мы стремились создать пластический образ на основе классический музыки в современной аранжировке. В олимпийском году это были вариации Паганини, где Бобрин созвал многогранный образ артиста – скрипача- дирижера. Миниатюры Бобрина всегда композиционно закончены, имеют скоростное действие, четко выстроенную фабулу. Не мне оценивать, как удается нам раскрыть музыкальную тему средствами фигурного катания, но стремимся мы к этому постоянно. Игорь тверд в своих взглядах и мнениях. Его принуждать нельзя, но убедить можно! Иногда для этого мне приходится действовать и личным примером, благо коньки на гвоздь не вешаю, на тренировке за бортиком не сижу.
Нынешнюю композицию уже назвали «Подстреленная птица». Ну что ж, можно и так ее воспринять. Или как «Драму на охоте», или как-нибудь иначе. Намекнув несколькими пластическими штрихами, что за образ создает фигурист, мы даем толчок воображению зрителя, полету его фантазии. Ведь и многие музыкальные пьесы не воспринимаются однозначно. Мы не навязываем зрителю определенную концепцию, а, напротив, пластическими образами стараемся вызвать у него самые различные ощущения, эмоции, настроения. Важно чтобы он ощутил искреннее волнение, зажегся, пережил минуты встречи с прекрасным!
Разумеется, без прочного владения техникой, без умения легко и красиво прыгать, стремительно вращаться, нечего и думать о создании художественного образа, о передаче эмоционального настроя и прочих высоких материях.

Виктор Рыжкин:

- Трехкратный чемпион страны Игорь Бобрин, казалось бы, хорошо знаком широким кругам зрителей, как у нас в стране, так и за рубежом.
Ленинградец всегда отличался серьезным отношением и к подбору музыки, и к созданию художественного образа на льду. Его спортивные миниатюры помогали многим прочесть в оригинальной интерпретации самые сложные музыкальные произведения. Но, что греха таить, Бобрин не всегда был точен в исполнении тройных прыжков. И вот теперь, кажется, мы можем с полным основанием надеяться, что чемпион изменит своей «традиции» ошибаться в самый ответственный момент. Творческое содружество со своим недавним соперником и теперешним тренером Юрием Овчинниковым пошло ему явно на пользу. И это было наглядно доказано на одесском льду. Произвольная программа лидера соответствовала самым высоким международным требованиям и была по достоинству оценена арбитрами.

На чемпионат Европы в Инсбрук Бобрин поехал без Овчинникова, который в те годы считался «не выездным». Оптимизма это обстоятельство, отнюдь, не прибавляло, бороться пришлось водиночку. На старт его выводил Сергей Волков, работавший в то время в Спорткомитете СССР.

«Советский спорт»:

« Ранее утро застало меня сегодня у отеля «Холидейинн», где живут участники чемпионата Европы. Отсюда все направляются на Олимпийский стадион. К гостинице подкатил автобус, и первым из него, к моему удивлению, вышел Игорь Бобрин.

- Разве вы уже закончили исполнение первой фигуры?

Игорь:

- Да, у меня был первый стартовый номер и мой «выкрюк» прошел у судей хорошо.

- А когда обратно на каток?

Игорь:

- Я думаю, через час.

И действительно, Бобрин с его опытом (он знал, что «школа» продлится более 4-х часов) точно рассчитал график своего движения – за час он успел отдохнуть и вернулся на каток к моменту, когда шла заливка льда перед второй фигурой.
После «восьмерки со скобками» Игорь лидер, но после третьей фигуры его опередил молодой француз Жан-Кристоф Симон.
После короткой программы, в которой Бобрину не удался каскад, он остался на втором месте. С блеском откатал произвольную. Австрийская публика с ее чуткой реакцией на все оригинальное, сотрясала стены зала аплодисментами в адрес Игоря Бобрина и стоя приветствовала его. Фигурист представил свою программу как настоящее произведение искусства и заслуженно победил, получив 6 оценок 5,8 и 4 оценки 5,9. Для Игоря прыжки не были самоцелью. Во всех пяти частях программы, где прозвучала сложная синкопированная музыка, он гибко менял ритм скольжения и в своей пластике словно размышлял вместе со зрителями под музыку»
Спустя много лет фигурист так вспоминает тот победный для себя чемпионат
Игорь:

- Там все проходило на жутких нервах, и все так выстраивалось, что до последней секунды я не знал, чем все закончится: я мог стать и 1-м, мог стать 3-м, или 5-м. На старт произвольной программы я вышел первым сразу после разминки, откатался, и потом уже ничего от меня не зависело. Первый раз в своей жизни я прокатал программу без сучка и задоринки. Исполнил все 5 тройных прыжков, тогда это считалось гроссмейстерским набором. Чисто сделал все каскады и все дорожки. При этом, я катался абсолютно осмысленно. Совершенно отстраненно я играл свою партию под музыку Рика Вейкмана к мюзиклу «Король Артур и рыцари Круглого стола». И от хореографии, и от постановки я получал наслаждение. Видимо, мое удовольствие передавалось не только зрителям, но и судьям. К тому же в этой программе у меня присутствовали кое-какие «примочки», придуманные специально для судей. Я то вроде снежки бросал, то делал вид, что жонглирую. Прошло много лет и не очень я сейчас в деталях помню ту мою чемпионскую программу, но не могу забыть, как смеялись судьи, сидя за своими пультами. В тот вечер я доставлял удовольствие всем, включая и себя. Такое крайне редко случается, может, всего несколько раз за спортивную карьеру.
Узнав оценки, я почти сразу же вышел на улицу. Не мог находиться во Дворце, в помещении. Я вышел и что-то пел все время.
Я гулял и гулял около Дворца. Рядом стояли телевизионные автобусы, через которые шла трансляция. В их открытые двери я видел в темноте, внутри салона светящиеся мониторы, слышал голос диктора, объявляющего оценки. Я пел, пел, чтобы не слышать объявленных баллов. Из автобусов высовывались техники, думали, псих какой-то бродит. Причем, я же не переодевался, а бродил на фоне альпийских гор в том самом костюме, в котором катался. Представьте себе, что они обо мне думали: ходит какой-то чокнутый и поет русские песни. Наконец, я вернулся в раздевалку, сел, качаюсь, тут и Сережа вбегает: « Ты чемпион!» и у него слезы текут.

До Бобрина лишь однажды, в 75 году советский одиночник Владимир Ковалев становился чемпионом континента. Игорь опередил француза Жана-Кристофа Симона и Норберта Шрама из ФРГ.


Одним из первых его поздравил Карло Фасси, знаменитый тренер чемпионов. Высоко оценили этот успех и другие знаменитые тренеры и фигуристы.

Биатрикс Шуба (Австрия):

- В свою венскую газету «Де прессе» я с удовольствием передала репортаж о блестящей победе Бобрина. Я считаю, что он достойный чемпион Европы, спортсмен, глубоко увлеченный нашим видом спорта, отлично понимающий его специфику, чувствующий все нюансы музыки. У Бобрина всей стиль, и он ни на кого не похож. Я знаю Бобрина и как человека, и ценю его высокий интеллект.

Эмерих Данцер (Австрия):

- Вопреки ожиданиям, уход Казинса, Хоффмана, Ковалева не снизил накала и уровня борьбы в одиночном катании у мужчин. Смена корифеям оказалась весьма достойная. Игорь Бобрин стал чемпионом более чем заслуженно, продемонстрировав великолепное катание. Этот спортсмен – образец для других. Он техничен, артистичен, может быть и серьезными, и комичным. Он просто украсил весь чемпионат.

З.Шонмитцель – многократный чемпион ФРГ, руководитель научной группы по фигурному катанию в Штутгарте:

- У Бобрина всегда видишь, что он испытывает истинное удовольствие от своего катания. Он нашел верный психологический ключ к фигурному катанию. Он катается не ради аплодисментов, а ради большой идеи, заложенной в программе…

Ютта Мюллер (ГДР), тренер:

- Игорь Бобрин показал на этом чемпионате самое лучшее катание за все годы выступлений. В его почерке я почувствовала влияние нового тренера Юрия Овчинникова. Меня глубоко волнуют образы, которые создает Бобрин, поражает его умение органично вплетать в программу самые сложные элементы.

Дж. Казанига, корр. «Сесто» (Италия):

- Прима! Прима! Только так могу выразить свое восхищение великолепным Бобриным. Журналисты не должны высказывать своих личных симпатий. Но я не могу скрыть свою радость в связи с успехом Бобрина, поскольку слежу за ним много лет. В Инсбруке он катался, как никогда, ярко, с вдохновением.

Победе ленинградского фигуриста были рады очень многие. Газета «Комсомольская правда» определяла в тот год «12 чемпионов» - лучших спортсменов года по месяцам. Своеобразный рейтинг зрительской популярности. В феврале подавляющее большинство голосов было отдано Игорю Бобрину. Возраст его поклонников оказался в диапазоне от 4-х до 87 лет. Катание мастера никого не оставило равнодушным.

Очерк о спортсмене в «Советском спорте» написал Станислав Токарев:

« Они все, садясь перед камерой после выступления, улыбаются, машут, делают жесты символичные, понятные только близким… Бобрин не улыбался. Он взялся за голову, он поник. Глаза запали, щеки ввалились. Он отдал себя целиком за пять безупречных минут произвольной программы, и потом вокруг него сделалось вроде бы тихо и пусто, словно он ступил на горную вершину, к которой долго шел. И тишина была в нем.
Накануне позвонил из Ленинграда Овчинников. В Инсбрук он не смог приехать. Голос Бобрина, совсем упавший, не узнал: это было после срыва каскада в короткой. Сказал, что Игорь сам все знает, что помнит – должен помнить - прокат произвольной перед отъездом: какая радость была тогда – радость свободы совершенного владения телом. Целью Овчинникова было вызвать в Бобрине это ощущение назавтра.
Отнюдь, не отличающийся пылкой чувствительностью, вечно иронически прищуренный, Овчинников после этого контрольного проката вскочил и зааплодировал на весь каток. Он увидел эталон, к которому надо стремиться.
Что касается Бобрина, то Овчинников считает, что еще год назад ему было, образно говоря, 22, а сейчас исполнилось 27, то есть пришел его подлинный возраст.
Кто взрослеет раньше, кто позже. У натур незаурядных это в особенности по-разному происходит, порой талант долго владеет ими, пока они сами им не овладеют. Это как в поэзии, когда строки сперва сами льются, потом приходит черед их отливать, но каждая тогда – металл.
Талант Бобрина… Как бы поточнее? Приходит на ум, что он артистический, по преимуществу комический, вспоминается вереница остроумных и озорных миниспектаклей из показательных концертов. Но не в них главная суть. Кроме того, замечали ли вы, что их роднит грустноватая доброта, с которой Игорь изображает и недотепу-ковбоя, и нелепо старательного партнера из сценки «Парное катание»? И ранние тем же отличались работы – «Футболист», «Одессит», «Чаплин». На них на всех флер именно чаплинской печальной усмешки над растерянностью и мучительной сосредоточенностью маленького человека перед катящимся на него земным шаром. Чувствуя это, понимаешь, каким таинственным образом уживается юмор с лирической натурой Игоря.
Он перевоплощается и остается собой. То же и в коротких программах: «Дирижер бала» с вьющимся бантом – Бобрин в экстазе радости жизни, «Паганини» - драматизм Бобрина, «Раненая птица» - смятение и борение.
Он разный – внезапно распахнутый и столь же внезапно наглухо закрытый, отъединенный и умеющий дружить преданно и верно (как с Моисеевой и Миненковым), солнечный и меланхоличный, по-детски доверчивый, обидчивый, убитый тем, что ненароком обидел другого, чего якобы обиженный просто не заметил.
Но я о таланте. Он, по-моему, в удивительной остроте восприятия окружающего, будь то музыка, стихи, красота природы, человека, поступка. Он тянется к гармонии, дисгармония – событий, или отношений - заставляет его страдать.
Порой на тренировках он ведет себя непредсказуемо: переполненный некими внешними впечатлениями, танцует что-то фантастическое под чужую музыку, или совсем без музыки – она в нем. Иногда ему позарез нужны клюшка и шайба, чтобы кинуть разок в борт: разок – и будет. Хотя вообще в хоккей может играть часами. И петь под гитару за полночь, а утром не опоздать на тренировку. И писать на клочках какие-то поэтические строфы, или диковинную рваную прозу – это просто мимолетный всплеск сиюминутных чувств, это никому почти не показывается, разве что, самым близким.
Но я о таланте. Он еще и в том, что острота видения, слышания, ощущения властно, неустанно, порой до боли, требует от Игоря, чтобы он этим всем делился. Делился с людьми собой. Но тогда так, как он жаждешь выплеснуться, недолго расплескать себя. Увлечься, ошибиться, упасть. Бобрин много бился об лед в переносном и в прямом смысле, в поисках не то что внутреннего покоя (быть спокойным ему не дано), но умения оставаться хозяином вдохновения, сочетать полет души с трудом конька.
Ему многое мешало. Нельзя сказать, что он не умел работать – работал жадно, до того, что приходилось унимать. Мешала, по-моему, фантазия, заранее бурно разворачивавшая картины грядущих успехов, или неудач. Мешало неумение перед соревнованиями изолироваться от внешних раздражителей: ведь за несколько минут до катания лишнее слово, порой, сказать ему – все равно, что за нерв дернуть. И вот взрослость, о которой говорит Овчинников, это обретенное, наконец, Бобриным умение надевать броню – черта большого спортсмена. Там под шлемом и латами идет работа созидания мысленного и чувственного образа будущего движения. Она логично раскладывается на фазы, занимает тебя целиком, не дает вспыхивать чрезмерному волнению, вытесняя опасения и напряженностью своей, мешая расслабиться.
Впрочем, если бы я трактовал ситуацию так, что был один Бобрин, и « по щучьему велению» стал другой, вы бы мне все равно не поверили. Тут совпадение нескольких факторов.
Союз с Овчинниковым. Юрий в пору выступлений, пусть не в совершенстве, но бронировать себя умел. Недаром был одним из лучших мастеров произвольного катания в мире. Умел, но тоже научился через борьбу с собой. Научился, но не всему, не до конца, и сейчас, как я сказал, анализирует собственные ошибки.
Контакт с сотрудниками сектора фигурного катания ВНИИФК – они помогают Игорю. Собственное трезвое понимание, что пришло – никуда не деться! – время не подавать, а оправдывать надежды. Понимание, наконец, что когда тебя часто нет дома, где ждет жена Наташа, бывшая фигуристка (она недавно окончила филфак университета), испытавшая все, что испытываешь ты, и , значит, особенно остро переживающая за тебя, ждет четырехлетний Максим, которому тебя не хватает, то это все оправданно, коль ты добиваешься цели.
… Он слышал музыку и больше ничего. Ребята из нашей команды голос сорвали, когда он прыгнул тройной лутц, а он не слышал. Была, как он сказал, работа, а в ней отдельные «звездочки». Одна во фрагменте, где он воображаемым мячиком жонглирует, до него докатились аплодисменты. Он там мячик выкидывает каждый раз по-разному, с разным лицом, а здесь состроил от полноты души потешную мину, и зрители засмеялись…
После того, как он понял, что позади все тройные, кроме сальхова, мелькнуло опасение – все-таки шла последняя минута катания, он подустал, но сальхов сам собой вышел, и так стало хорошо – от радости все внутри заклокотало. Ну, а что за голову перед камерой хватался – этого решительно не помнит.
Потом сразу ушел из Дворца, ходил по улице, ждал решения…
Рядом стоял телевизионный автобус «Куда не повернусь, вижу экран в окне, и кто-то тройной прыгает» Пяти таких безошибочных как у него тройных прыжков, однако, ни у кого не было. … Рассказ о нем пока без конца. Не потому, что вот-вот чемпионат мира, и как оно там сложится неизвестно. Потому без конца, что кажется мне, Бобрину жить и жить на льду, и талант его еще новыми красками заиграет»

Предстоял чемпионат мира в американском городе Хартфорде, и он должен был доказать. Что в Инсбруке был не случайный всплеск.

Ю.Овчинников:

- В «школе» Игорь допустил ошибку. В короткой программе был нормален, но получился рабочий прокат, без вдохновения, и, когда он остался 5-м, это его несколько обескуражило. Шансы на призовые места имела вся первая шестерка. Хожу с ним рядом, хочется что-то сказать, внутри все кипит, а боишься выглядеть каким-то бубнилой. А он перед произвольной был весь зажат. Излишне зажат, ничего не видит, глаза в перекрестье. Я сказал: «Игорек, все хорошо…» Перед ним катался японец Игараши, и он вышел под аплодисменты, доставшиеся Игараши, когда тот усердно собирал цветочки со льда. Но Игорь, я заметил, глядел осмысленными глазами, и я успокоился, когда он прыгнул тройной лутц. Катался с настроением. Как тренер, я мог бы предъявить ему претензии с точки зрения техники, но как творческий человек – никаких…
Первый в Европе, третий в мире – весомый итог сезона.


Наталья Дубова, тренер:

- Бобрин всегда отличался артистичностью, обаянием, а вот нервы не раз подводили этого спортсмена. В Хартфорде даже неудача в «школе» (5-е место) не могла выбить из колеи ленинградца. Произвольная композиция Игоря одна из сложнейших в мире. Бобрин не сделал ни одной купюры, был предельно сосредоточен и завоевал бронзовую медаль.
Вторым стал американец Дэвид Санти, а чемпионом его соотечественник Скотт Хэмилтон – выдающийся фигурист, на протяжении четырех последующих сезонов удерживавший звание сильнейшего фигуриста планеты. Но и в душе такого выдающегося мастера, как непобедимый американец, катание Бобрина оставило глубокий след.

Скотт Хэмилтон:

- Мое кредо в фигурном катании, думаю, еще долгие годы останется неизменным: катание фигуриста должно нести в себе мощь и изящество, скорость и чистоту исполнения, программе необходима контрастность и чувство юмора, а объединяет все это только тебе свойственный стиль выступления. И теперь вам будет понятно, почему мне лично импонирует Игорь Бобрин. Сказать, что он удивительно артистичен – значит, ничего не сказать. Я ценю его идеи, мысли, находки, юмор, порой сатиру, которые он вместе с Овчинниковым, как большой художник, одним штрихом воплощает в своих программах.
Бобрин очень популярен у любителей фигурного катания США, и, если его имя фигурирует в программе показательных выступлений – это всегда аншлаг!

Слова американца подтверждала и реакция публики на выступления ленинградского фигуриста во время турне мировых звезд по городам США, состоявшегося сразу после окончания чемпионата мира.