- Кому вы более всего обязаны своим спортивным становлением?

Игорь:

- Я бы добавил сюда и человеческим, ибо одно должно быть неотделимо от другого. Теперь отвечу: замечательному детскому наставнику Татьяна Ивановне Ловейко и заслуженному тренеру СССР Игорю Борисовичу Москвину. Я счастлив, что попал именно к нему. Попробую объяснить почему. В 7 лет, когда делаешь на льду первые шаги, тебе еще вобщем-то нечего сказать, и оттого ты беспрекословно подчиняешься тренерской воле и идеям. Но потом у фигуристов появляется собственное ощущение жизни, музыки, искусства, стремление его как-то передать. Однако, далеко не всякий тренер готов предоставить им право голоса. Наверное, потому что усматривает в этом угрозу своему авторитету. Не так-то просто, видимо, признать, что ученик в какие-то мгновения способен мыслить оригинальнее, богаче и свежее, чем многоопытный учитель. Тот тренер, который не в силах с этим согласиться, превращается в диктатора и год за годом «штампует» фигуристов-близнецов. Он может привести их к пьедесталу, но само фигурное катание ведут вперед другие – те, кто умеет уважать не только собственное, но и чужое «я» , кто смело вступает в творческое состязание с учеником, берет его в соавторы, обогащается в совместном поиске, и в то же время, остается Учителем. К таким наставникам относится Игорь Борисович Москвин. Простите, я, наверное, слишком длинно говорю, но мне этот вопрос показался очень важным.
В группе Москвина я занимался 15 лет. Это маленький коллектив был незаурядным во многих отношениях. В группе, состоящей из 6-7 очень сильных одиночников, постоянно шло внутреннее соперничество. Стоило одному освоить сложный прыжок, тут же этот элемент начинали штурмовать другие. Ни одно занятие не проходило по шаблону. Каждый день что-то новое. Мы говорили вслух все, что думали, и дух откровенности помогал нам учиться. Москвин не выносил лишь одного – по его выражению «злобствующего разгильдяйства».

Кроме одиночников, в группе Игоря Борисовича тренировалась спортивная пара Тамара Братусь и Алексей Мишин. Это сейчас все любители фигурного катания знают Тамару Николаевну Москвину и Алексей Николаевича как знаменитых тренеров, а в те годы Тамара еще не вышла замуж за Игоря Борисовича и не сменила фамилию.

Игорь:

- Тем летом проходил наш первый совместный сбор в Гаграх, а Тамара с Лешей разругались вдрызг. И Мишин брал меня с собой на тренировки для того, чтобы со мной на полу делать поддержки Я выполнял роль Тамары. И так довольно долго каждое утро я с ним тренировался. Вероятно, я единственный из одиночников, кто знает, что испытывает на поддержке партнерша, и не только среди мужчин-фигуристов, но и среди одиночниц никого их них на протяжении 20 дней поутру наверх не поднимали и не вращали.
Кстати, спустя много лет и Тамара Николаевна вспоминает о тех годах.

Тамара Москвина:

- В нашей группе было принято вместе справлять дни рождения, Новый год. Если оказывались не дома, а на каких-то сборах, новогодний вечер планировали особо. Мы с Бобриным всегда составляли поздравления всем ребятам. С пожеланиями. Считалось, что Игорь - настоящий поэт, а я - стихоплет. Разыгрывали какие-то сценки, пили шампанское. У нас до сих пор сохранилось шутливое посвящение туалету, которое Игорь написал много лет назад на нашем самом первом дачном участке и вырезал на деревянной доске. На дачу мы тоже ездили всей группой, ребята постоянно помогали что-то корчевать, строить. И туалет у нас был, как у всех - на бетонном кольце. Полностью это стихотворение я сейчас уже не вспомню, но смысл был в том, что, мол, прошло много лет, а участок все мужает, и растет, и дом вырос, прежним остался лишь туалет. И заканчивался стих словами: "На севере Канарских островов давно таких не строят санузлов".
Когда появилась новая дача, мы сняли эту дощечку, покрыли лаком, и она висит в туалете уже как реликвия - с автографом Бобрина.
Но вернемся в те годы, когда мальчика по имени Игорь Бобрин еще никто не знал и он только готовился стать настоящим спортсменом.

Игорь:

- Ни на одной тренировке Москвина я не помню, чтобы испытывал скуку. В его занятиях никогда не было схематизма. Он не просто великий педагог, а величайший. Я больше таких не встречал. И не встречу. Москвин все время устраивал у себя в группе какие-то состязания. Я зачем-то прыгал перекатом в высоту, как сейчас помню, метр восемьдесят четыре. Для моего роста в 170 см. и учитывая, что я прыжками никогда не занимался, такой результат выглядел вполне приличным. Мы ездили с ним на велосипедах из центра города в Лисий Нос, 30 километров туда и столько же обратно. Это приличное расстояние для дилетантов. К тому же ездили на советских велосипедах, что является дополнительной нагрузкой. Игорь Борисович занимался с нами волейболом и баскетболом. Единственное во что он нам запрещал играть, это хоккей и футбол, он говорил: «Ради ваших ног. Ваши ноги – ваш хлеб». С этим можно, конечно, поспорить, но трудно.
Игорь Борисович научил меня работать не только ногами. В основе, естественно, лежало желание учеников импровизировать, и он допускал творчество, не подавлял учеников, наоборот, направлял, подпихивал, оберегал. В этом была его система, причем очень глубоко прописанная. Я не помню, чтобы Игорь Борисович злился на невыполненный элемент, или недостаточно отточенное движение. Он мог злиться и обижаться, если ему скажут какую-то бестактность. Он необыкновенно ранимый человек в быту, но на льду в своих учениках растворялся.
Наиболее известными учениками Москвина в те годы были Владимир Куренбин и Юрий Овчинников, входившие в сборную команду страны.

Игорь:

- С Юрием Овчинниковым у меня был наиболее глубокий контакт. Особенно запомнились совместные тренировки в Ленинграде. Я видел, что его программы стояли особняком от всего, ято было уже создано лучшими мастерами. Композиции Овчинникова требовали полной тишины, сосредоточенности, они держали зрителя в напряжении. И именно это качество старался усилить и в своих программах. Когда Юрий катался под музыку Баха, Вивальди, я был, пожалуй, самым внимательным слушателем и зрителем. Потому что на каждой тренировке придумывал свой вариант. Воспитывал в себе особое видение музыки.
В 1969 году 16-летний Бобрин занял 2-е место на турнире «Олимпийские надежды». Примерно тогда же, его впервые приметил и написал о нем в «Советском спорте» известный журналист Станислав Токарев.

Токарев:

- Бледное, тонкое, нервное лицо. Сжатые в нитку губы. Сдержанность, даже юношеская чопорность. «Да, так еще не катались, но – это очень нескромно? – надо же кому-то быть первым? Я спросил: «Вы в 10-м классе, не мешает ли спорт учебе?» Он сказал: « Это совместимо» За употребленным к месту современным понятием стоял юный интеллигент, серьезный книжник…
Интересы у парня были разносторонние: театр, музыка, литература. Писать стихи и пародии (благо чувством юмора природа наградила сполна), петь под гитару, коль вдохновение, мог до утра. А потом вновь тренировки, лед, прокаты новых программ и столь нелюбимой «школы» Чертить фигуры приходилось, преодолевая себя. И все равно, многие годы именно этот раздел состязаний мешал ему подняться высоко в турнирной таблице.
Зато каждая встреча со зрителем доставляла радость. « Я из Одессы, здрасьте», «А нам все равно»…

Игорь:

- Все номера, с которыми я выступал, получались некими театрализованными зарисовками и полностью отличались от того, что делали взрослые фигуристы на показательных выступлениях. У них, в лучшем случае, повторялись фрагменты произвольных программ, либо под какую-нибудь трубу, или эстрадную мелодию делали прыжки и вращения. А кататься, как я, под шлягеры… до такого они не опускались, за исключением питерских одиночников. Зато меня с самого начала полюбил зритель. Судьи меня никогда не жаловали, хотя относились ко мне довольно трогательно, но явный перехлест артистичности в ущерб спорту всегда подвергался наказанию. Тем более, что в мои времена оценка за технику была превалирующей. Это сейчас наоборот.