В начале лета в «Советском спорте» открылась для юных читателей страничка «Эстафета», куда ребята приглашали своих любимых спортсменов и задавали им вопросы. Одним из первых гостей стал Игорь Бобрин.

- Как вы пришли в фигурное катание?

Игорь:

- Меня привела мама. Всех нас приводят мамы.

- О чем нужно думать перед стартом?

Игорь:

- Думать? Стараться победить, вот что надо. Впрочем… Думать надо, что ты самый сильный, что все умеешь. Правда, чтобы позволить себе думать так, надо в самом деле быть сильным и все уметь, потому что, если ты обманываешь себя, значит обманываешь всех.

- Какой у вас был самый счастливый день?

Игорь:

- Ох, как много раз мне задавали этот вопрос. Но я не научился на него отвечать. Может быть, потому что день не остался в памяти? А если так, значит его не было? Еще не было? Не знаю. Может быть будет. Я его жду, я к нему готов. Я знаю, что сейчас многие обсуждают мои неудачи в этом сезоне…

- Что ж, у вас прошлый сезон не больно заладился. А на нынешний какие надежды?

Игорь:

- Об этом я и говорю. Я мог бы привести много причин. К примеру, что мы с Овчинниковым задались труднейшей задачей. Наш вариант произвольной программы начинался с медленной части, а дальше шло по нарастающей. Этого не было никогда ни у кого. И я с замыслом не справился, мы вынуждены были вернуться к старому варианту, сделали это поздно…

- А вы не собираетесь в будущем сезоне попробовать все-таки осуществить тот замысел?

Игорь:

-Нет, как-то у меня перегорело. У нас новая программа в добротном среднеевропейском стиле. Она называется «Человек с тысячью масок». Время от времени, обстоятельства заставляют нас примерять разные маски, изображать разные характеры. И все-таки, надо стараться не потерять самого себя. Жизнь убедила в этом меня, а я хотел бы убедить болельщиков – с предельной ясностью, до мурашек. Что получилось – судить зрителю… творческие идеи, они вообще не всегда реализуются, особенно яркие. Хотя , конечно, стыдно, коль разговоры разговорами, но – тогда не смог, тогда не смог… Поэтому приходишь к тому, что не стоит далеко загадывать, надо ставить задачу на год, не больше. Сейчас у меня есть что сказать людям, я чувствую что есть, хочу увидеть реакцию я на это. Увижу – пойму, что делать дальше.

- Вернемся к письмам. Вот такой вопрос: Не пробовали ли вы выразить в произвольном катании свою спортивную судьбу?

Игорь:

- Судьба… В каждой моей программе есть эпизоды - я стараюсь, чтобы они были – настолько многозначительные, отражающие миропонимание что ли…

- Что важнее, как вы считаете, катание, самовыражение, или победа?

Игорь:

- Лучше всего, когда все начинается с умения кататься, а умение дает свободу, нужную для самовыражения, а с ней приходит победа.

- Как вы реагируете на то, что вас узнают на улице?

Игорь:

- Никак. Когда я иду по улице, я занят чем-то своим, своими мыслями. Плохо, когда приходишь в театр, и на тебя начинают показывать пальцем, и это мешает, хочется забиться в угол потемнее… Раньше мне хотелось, чтобы меня узнавали, я завидовал Родниной, Пахомовой… А теперь хочется попасть, например, в круг людей искусства, понаблюдать за ними, послушать, и чтобы тебя никто не знал. Хочется вести себя естественно, а не получается эта естественность.

- Мы знаем, что вы пишете стихи.

Игорь:

- Сейчас почти не пишу.

- Значит прозу?

Игорь:

- Ну… что-то пробую.

- Однако, не случайно, нас интересует ваш любимый поэт, любимые строки? Игорь:

- У меня нет любимого поэта. Может, это звучит кощунственно, но это так. Просто то одна, то другая строфа особенно остро отзывается в тебе. Есть стихи Андрея Вознесенского, особенно когда он читает сам, с их своеобразными ритмами, и ты ощущаешь, что это ритмы самой жизни, живешь в них. .. Роберт Рождественский, тоже когда сам читает, запинаясь, совершенно неповторимо, и в этом тоже свое, удивительное. Или идешь по улице, и в киоске лежит книжечка за 20 копеек, ты берешь ее и находишь что-то абсолютно необходимое для тебя в этот миг и думаешь: « Как неправы те, кто гоняется за «престижными» изданиями по 20 рублей, вот же оно – за двугривенный» А строки мои любимые? «На холмах Грузии лежит ночная мгла, шумит Арагва предо мною. Мне грустно и легко, печаль моя светла, печаль моя полна тобою…»

- Спасибо, Игорь, удачи вам!

Бобрин остался верен себе – программа должна быть не просто набором сложных элементов, а маленьким спектаклем.

Игорь:

- Мы с Юрием Овчинниковым поставили новую короткую программу «Официант». Героя этой миниатюры я приметил, когда мы ужинали в ресторане одного районного городка. Нас обслуживал не в меру угодливый , и в то же время очень развязный официант. Он сразу вызвал неприязнь, даже брезгливость. Я запомнил его манеры, а потом в Ленинграде мы с Юрием подобрали подходящую музыку, и родился номер, условно названный «Гарсон». Вообще-то мы намеревались рассказать историю парижского официанта, который угождая, приспосабливаясь, пытается «выйти в люди». Но, судя по всему, недалеко ушли от оригинала, и зрители увидели на льду карикатуру на наших доморощенных угодников и вымогателей. Так, неожиданно для самого себя, я перешел из юмористов в сатирики…
Некоторым авторитетным рецензентам сюжет не понравился и ее решили перевести в разряд необязательных внеконкурсных номеров. Что делать? Просто катать под ту же музыку 6 обязательных элементов не связанных никакой идеей? Но это означало бы обмануть ожидания зрителей, пойти против собственных творческих принципов. И мы решили поставить новую короткую программу. За 5 дней (а обычно на это уходят месяцы), нашли новую музыку, придумали новый костюм, и я преобразился в мушкетера.
Осенью 82 года Бобрин выиграл турнир на приз Профсоюзов СССР, занял 3-е место на Кубке Энниа.
Официальной премьерой сезона стал турнир «Московские новости».

«Советский спорт»:

«… Он вышел на лед в черном костюме со столь характерным ажурным воротником, который носили современники д’Артаньяна. Он бросился в бой, полный желания бороться до последней секунды и словно невидимой шпагой разил направо и налево. Он жаждал реванша и сделал все, что было в его силах. Каскад с тройным тулупом был хорошо, а в дорожке «серпантин» вспыхивали искры вдохновения.
Вы уже, наверное, догадались, что речь идет о выступлении Игоря Бобрина. Программа ленинградца произвела сильное впечатление, но на пьедестал ему не удалось подняться. Игоря обошли молодые, сильные, прыгучие Александр Фадеев, Йозеф Сабовчик (Чехословакия) и Владимир Котин. Но, даже занявший 4-е место Бобрин, по-прежнему, оставался королем показательных выступлений. Зрители не отпускали всоего любимца, требуя исполнения «Ковбоя». Хотя самому фигуристу он уже порядком надоел.

Игорь:

- Теперь мне хочется его пристрелить. Он стал чересчур популярным, Зрители уже запомнили и заранее предвкушают каждое движение: вот-вот, сейчас ковбой Бобрин заковыляет к трибуне на вывороченных ногах… А я больше всего боюсь повторений, шаблона. Некоторое время экспромтом подменял уже знакомые публике жесты новыми, но, кажется, совсем иссяк… И поэтому немало обрадовался, когда почувствовал, что у «Ковбоя» наконец-то появился конкурент – «Официант».

На январском чемпионате СССР в Челябинске Котин не смог выступить из-за травмы. Соревнования выиграл Фадеев, Бобрин получил серебряную медаль. Хорошо смотрелась его новая произвольная программа «Человек с тысячью масок».

Людмила Пахомова:

- Игорь – великий артист на льду. Если бы в мировом фигурном катании существовал некий «золотой фонд», то я бы занесла в него многие работы Бобрина, как образец неустанного и плодотворного творческого поиска. И в том числе обязательно вот эту, которую мы только что видели.
Бобрин начал готовиться в чемпионату Европы. Заняв 2-е место на чемпионате Союза, он по праву завоевал место в сборной, даже при условии возвращения в строй травмированного Котина. В Дортмунд от нашей страны могли поехать три одиночника, и добился этого права именно Игорь, выиграв на прошлогоднем первенстве бронзовую медаль. Увы, с точки зрения руководства, Бобрину в Дортмунде делать было нечего. Мотивировали это снижением спортивных результатов, возрастом, тем, что пора уступать дорогу молодым, перспективным. Обидней всего было то, что никого из молодых на чемпионат вместо Бобрина не послали, туда поехали только Фадеев и Котин, а третья вакансия пропала вовсе, ведь Бобрин имел на чемпионат персональное приглашение. Фигуриста лишили его последнего шанса, и переживал он это очень тяжело.

Сергей Шачин (журналист):

- Он позвонил внезапно. Голос звучал непривычно, глухо, нервно: «Прости за поздний звонок. Знаешь новость? Меня не берут в команду. Говорят, программа хороша, но нужно уступать дорогу молодым, которые перспективнее… Если можешь, приезжай, поговорим.» Так, собственно, мы перешли на «ты»
Проговорили до утра. О том, что не сбылось, что недосказано и как это в дальнейшем досказать. « Ты нигде пока об этом не пиши, попросил напоследок Игорь – но есть у нас одна идея. Хотим создать ансамбль из бывших чемпионов и ставить на льду настоящие спектакли. Овчинников берется за режиссуру. Я буду ему помогать. Поэтому, как только сдам экзамены за инфизкульт, хочу сразу поступить в ГИТИС, чтобы работать профессионально.
Итак, он уходил. Мир не увидел его новых программ «Мушкетер» и «Человек с тысячью масок». Впрочем, жизнь на льду «Мушкетера» продолжилась неожиданным образом. Он возродился в исполнении юных и еще никому не известных московских школьников Кати Гордеевой и Сережи Гринькова. На этом примере молодой хореограф Марина Зуева учила своих воспитанников создавать образ на льду. Пройдет совсем немного времени и звезда этой пары ярко вспыхнет на спортивном небосклоне. И уже их короткую программу «Рэгтайм» будут приводить в пример тренеры своим воспитанникам.
Проводы Игоря Бобрина из большого спорта состоялись в апреле 1983 года на льду лужниковского Дворца спорта, во время показательных выступлений сборной СССР.

Накануне этого события в «Советском спорте» появилась публикация Станислава Токарева «Тебя всюду найдут тернии и звезды»
(Письмо фигуристу Игорю Бобрину, который сегодня в Лужниках прощается с большим спортом)

- Я мог бы попытаться написать так, чтобы подписались многие из твоих, Игорь, многочисленных поклонников. Но решил иначе. Есть нечто, что хочется сказать от себя. И по праву давней дружбы, и потому, что ты – сам литератор по складу, по мироощущению, по делу, которому ты, убежден, когда-нибудь все же отдашься – всегда был моим очень внимательным и нелицеприятным критиком и читателем, а значит, я у тебя в долгу.
«Бледное, тонкое, нервное лицо. Сжатые в нитку губы. Сдержанность, даже юношеская чопорность. «Да, так еще не катались, но – это очень нескромно? – надо же кому-то быть первым? Я спросил: «Вы в 10-м классе, не мешает ли спорт учебе?» Он сказал: « Это совместимо» За употребленным к месту современным понятием стоял юный интеллигент, серьезный книжник…»
Напечатано более 12 лет назад. И я тогда заметил, что ты обиделся. «За что, Игорь?» Вы написали «интеллигент», а мне «Интеллиген-ТИК» услышалось. Тебе причудился рефлексирующий хлюпик, персонаж интеллигентского фольклора. По молодости лет ты хотел казаться цельнометаллическим суперменом.
Знаешь, а я от определения не откажусь. Ибо вижу в твоем искусстве ( к его характеристике вернусь ниже) и интеллект, как тягу к самоосмыслению – вплоть до самокопания. Отсюда, мой друг, все твои – немногие! -зримые победы, и все – многие! - кажущиеся беды, в конечном итоге, победами обернувшиеся.
У тебя не так много чемпионских медалей – всесоюзного ранга четыре, европейского – лишь одна. А кто из фигуристов твоего психологического типа даже при подобном таланте добивался большего? Не Овчинников. Не Крэнстон. Разве что Казинс – так ведь быстро сошел. Я называю мало имен, но «белых ворон» тоже мало. И я никого не оправдываю – пытаюсь разобраться.
Одна выдающаяся спорстменка сказала, что пока карабкаешься на пьедестал, тебе позволено искать, но когда взошел, пора найти, иначе легко и упасть. Точка зрения, вызывающая уважение. По спортивному счету она весьма весома. Но находятся люди, которым, как не ломают они себя, как себе не твердят, что этот счет – единственный, натура, природа велят в ущерб стабильности положения кидаться в новый поиск. Ты из таких, и я, знаешь ли, поостерегусь ставить тебе в заслугу неизменную верность себе – всех бед виновницу. Ты был на спортивном льду, каким не мог не быть. Пример ли это? Может быть да, но не всеобщий. Пример лишь в том смысле, что к психологической равноценности мастерства и искусства, как к идеалу, фигурист должен стремиться. Однако, в тебе-то равноценности не было. Уравновешенности не было. Ты рвался к несбыточному. За что мы тебя и любим.
К высшей точке спортивной карьеры ты подошел сравнительно поздно. Я знаю, тебе казалось, что виной тому юношеское легкомыслие, способность – в золотые годы, - коль настроение, до утра писать стихи, петь под гитару, спорить. Виной, что ты вполуха услышал здравые призывы к самоограничению, исходившие от твоего наставника Игоря Борисовича Москвина, человека дела и долга. Я знаю, что когда тебя взялся тренировать Юрий Овчинников, то вы, близкие души, порой тратили на бурные выяснения творческих позиций много больше, чем допускалось планом, чем диктовала разумная необходимость. Но недостатки – продолжение достоинств, в тех и других ты неповторим. Выходит дело, спасибо тебе за то и другое.
Спасибо, что ты – в жизни далеко не каждому дарящий искренность и, в общем, ранимый – мог быть таким искренним на льду. Размышляя о твоем искусстве, я прихожу к выводу, который мне самому кажется парадоксальным. Образы твоих спортивных программ и персонажи показательных номеров на первый взгляд представляются многоликими. В одних высокая романтика, героическая драма. «сквозь тернии к звездам». В других стихия комического, меткость пародии. Но не потому ли во всех случаях я так сочувствую «маскам Бобрина», что это не маски, а лицо? Что их страдания – твои, и улыбка – твоя улыбка над чем-то в себе? Милый недотепа ковбой – ведь сестра его печаль. Именно потому ты и мог своими коньками высекать из наших сердец смех и слезы.
Не знаю, в каком твоем качестве увижу тебя теперь. Хотя уверен, что ты нигде себе не изменишь, и что тебя везде найдут звезды и тернии. Но коль на данном этапе пути мы все же прощаемся, хочу закончить письмо вот чем. Иные имена в справочниках по фигурному катанию быстро забудутся. Иные будут жить всегда. Твое на этих страницах не очень-то часто мелькало. Но неугомонный, но самоотверженный дух искания, которым ты одарил этот удивительный вид спорта, он останется, и найдется кому его наследовать.

«Московские новости»:

- Фигурное катание – моя единственная любовь, и я счастлив, что она была взаимной, - сказал чемпион Европы, 4-х кратный чемпион СССР Игорь Бобрин, в последний раз выходя на лед московского Дворца спорта в Лужниках. Дважды он выигрывал здесь приз «Московские новости», а теперь во время показательных выступлений сильнейших фигуристов страны, ему предстояло проститься со зрителями.

Игорь:

- Мне 29 лет, из них 23 года я отдал фигурному катанию, так что не мыслю своей жизни без него и по-прежнему, услышав интересную мелодию, невольно записываю ее на магнитофон для новой программы.
В последние годы я стремился в каждом своем выступлении создать образ на льду, может быть, пойти чуть дальше чисто спортивного катания, и по реакции зрителей, думаю, находился на правильном пути. Зритель вправе, к примеру, не разбираться в тонкостях техники скольжения, требовании обязательной программы, но он всегда поймет, откровенен твой жест, или искусственен, и не простит фальши. Иногда во время катания я пытался смотреть в глаза зрителей. Считаю, что мне повезло, поскольку чаще всего они сопереживали вместе со мной.

Игоря Бобрина нередко сравнивали с канадским фигуристом Толлером Крэнстоном.

- Насколько правомочно такое сравнение?

Игорь:

- Крэнстон, на мой взгляд, «импрессионист» в фигурном катании. Не менее самобытны, артистичны были англичане Джон Карри и Робин Казенс, которых я бы назвал «классиками». Мы с тренером Игорем Борисовичем Москвиным, затем с Юрием Овчинниковым старались найти свой стиль катания, новые элементы, композиционные решения. Другое дело удался ли нам этот поиск. Я катался прежде всего для зрителей.
В этот трогательный вечер Игорь исполнил «на бис» дорогих ему «Паганини», «Ковбоя», «Парное катание»… «Вот и все!», - с грустью произнес он, так и не ответив на мой вопрос: а что же дальше?

Игорь:

- Спортсмены, завершая выступления в большом спорте, обычно говорят, что будут тренерами, спортивными журналистами, врачами, или кем-то еще. Позже они, нередко, избирают другую профессию. Я оканчиваю Ленинградский институт физкультуры, и свой выбор пока оставлю в секрете.

Все подаренные в этот вечер цветы, Бобрин отдавал двум людям, с которыми вместе прошел весь свой нелегкий путь в большом спорте: Игорю Борисовичу Москвину – Учителю, воспитавшему из способного мальчишки Мастера и Юрию Овчинникову – другу, который помог продлить спортивный век.

В телевизионном репортаже комментатор Сергей Ческидов сказал:

- Однажды, но, как правило, всегда неожиданно и непременно, наступает этот грустный для всех, но особенно для самого спортсмена день, когда мы говорим нашим любимцам: спасибо и до свидания! Думаю, что выражу мнение всех любителей фигурного катания, если скажу: Спасибо за доставленные минуты общения, радости Игорь Анатольевич Бобрин! Ждем с вами новых встреч. Дальнейших вам творческих успехов!

Закончен день, о нем не пишут саги.
Закончен день, их много на Земле.
А на столе расстелен лист бумаги,
Еще на влажном кухонном столе…
                                                                                     Игорь Бобрин



PS: В работе над текстом использованы материалы :

Книга И.Бобрина, Н.Бестемьяновой и А.Букина «Пара в которой трое», статьи, интервью и репортажи с соревнований по фигурному катанию 70-80-х годов журналистов С.Токарева, С.Шачина, А. Шелухина, А.Башкатова, Е.Вайцеховской и др. из журналов «Физкультура и Спорт», «Спортивная жизнь России», «Смена», газет «Советский спорт», «Комсомольская правда», «Московские новости» и др.