… То она будто ветка лозы – вьется, обвивает, обволакивает. То обернется лукавым Чарли, у которого в улыбке – слеза; то налетит озорной ведьмочкой, то заломит руки в безумном отчаянии и пойдет на смерть ради возлюбленного… Каждый раз словно звезда падает с неба, рассыпаясь на искры, которые светятся в ее глазах. Разве измеришь этот свет па шестибалльной системе? Разве титулы заслуженного мастера спорта неоднократной чемпионки СССР, Европы, мира и Олимпийских игр поведают о том, какая она на льду, Наталья Бестемьянова, - сегодняшняя гостья нашей 13-й страницы?

- Наташа, я пришла к вам в гости, чтобы пригласить в гости на 13-ю страницу, а вы заняты, у вас ремонт…

Наташа:

- Вот, думаю стены сломать.

- Все?

Наташа:

- Некоторые.

- Вам это, видимо, вообще свойственно. Сначала вы «сломали стены» своего одиночного катания, затем вообще «покончили» со спортом…

Наташа:

- В самом деле, у меня было несколько этапов. Первый закончился переходом из одиночного катания в танцы, хотя я могла и дальше спокойно кататься одна, занимая более-менее высокие места. Но – почувствовала, что чахну, что нужно выше и больше, что буквально жжет цель, которой можно достичь. И не столько верхняя ступень пьедестала почета маячила в мечтах, хотя эту цель принято считать для спортсмена главной, ради нее полагается выкладываться до предела. Да, победа лестна, ублажает самолюбие. Но мне больше хотелось выразить себя на льду, показать что болит во мне и ликует.
Второй перелом – уход из фигурного катания. Очень болезненный момент – кажется, жизнь закончена, черта под ней подведена. Многих трагедий не случилось бы, если б профессиональный спорт не был в нашей стране под запретом: насколько легче спортсмены переживали… да даже не переживали бы свой переход в профессионалы! Передо мной и Андреем Букиным не стояла проблема – куда. Мы уходили уже не в пустоту – начинали формироваться театральные ледовые труппы, где мы могли себя выразить. После Олимпийских игр 1988 года я ушла в Театр ледовых миниатюр под руководством моего мужа Игоря Бобрина. Андрей сначала решил больше не кататься, но через девять месяцев все же пришел к нам.

- Прежде был у вас с ним театр двух актеров, теперь - театр труппы.

Наташа:

- Поначалу я ловила себя на странном ощущении: мне не то чтобы обидно, но как-то неуютно, нужно с кем-то делить успех. Но привыкла и искренне рада нашему дружному коллективу – мы единомышленники. Пожалуй. Я по натуре – лидер. Или это спорт сделал меня такой. Но все равно, без людей, без своей команды ни работать, ни жить невозможно…
Люблю одиночество. И боюсь, и люблю. Тоже спорт приучил. Игорь часто уезжал, поэтому у меня появилась Долли ( огромная пятнистая догиня похрапывает в кресле, игнорируя нас - прим. автора ) Я иногда устаю от того, что в театре много общаюсь: отвыкла за 10 лет в спорте. Сейчас как бы возвращаюсь в мир, наверстываю упущенное.

Кто сыграл в вашей жизни роль Пигмалиона?

Наташа:

- Пигмалион? Их было несколько, вернее каждый что-то привносил в мою судьбу. Я очень благодарна и преподавателям в школе – я любила школу, и первому тренеру Эдуарду Плинеру. Он, наверное, хотел вылепить из меня что-то свое, но это шло вразрез с моими устремлениями, с моим внутренним пафосом что ли.

Мне кажется, я многое взяла от мамы. Она была необыкновенно одаренным человеком, с большим вкусом, с тягой к красоте. Но она воспитывалась в детском доме, потом война, мама просто не имела возможности раскрыться. У нее был идеальный музыкальный слух, она пела, танцевала. Я и в фигурном катании оказалась потому, что маме в детстве самой хотелось встать на коньки, но не удалось, и она мечтала, чтобы танцевала я. Такая картина стояла у нее перед глазами. Но мама не дожила до момента, когда я стала выигрывать на льду…
В Татьяну Анатольевну Тарасову я сразу влюбилась, она стала моим кумиром. Я вообще влюбчивая, тем более, когда встречаю человека, с которым совпадаю по духу. Пришла я к ней в тяжелый период каких-то ее личных неприятностей. Чувствовала что ей трудно, и на каждой тренировке старалась помогать: всегда улыбалась, подчеркнуто выслушивала, ни в чем не перечила, на льду буквально летала, чтобы ей доставить приятное. Я ощущала себя просто маленькой девочкой, а у Тарасовой занимались и Ирина Роднина и Ирина Моисеева, но все равно, мне кажется, что уже тогда я занимала достаточно много места в ее сердце. Мы сохранили с Татьяной Анатольевной дружеские отношения, творческое расставание не стало расставанием личностным.
Игорь многое сделал из меня и продолжает делать. Сначала я просто преклонялась перед ним, как перед художником, потом возникли дружба, любовь, огромное уважение.
Не терплю, когда мне что-то навязывают, когда подавляют. Мне кажется, то, что во мне есть, может проявиться только лишь в атмосфере поддержки, похвалы. Счастье артиста. Когда его аккуратно подводят к тому, о чем он сам мечтает.

- А что вас может оттолкнуть от человека?

Наташа:

- Когда за мой счет пытаются показать себя. Вообще я легко прощаю людям, если они оказались слабее, недостойнее ситуации, Но есть вещи, которые прощать нельзя, это развращает человека, и тогда он позволяет себе все большее и большее. Я даже вывела для себя такую теорию: чтобы помогать людям, необязательно самой, идя по тропинке, каждый раз прыгать в болото и вытаскивать кого-то оттуда, лучше вытаскивать своим притяжением, не сбиваясь с собственной дороги.
По-настоящему талантливые личности внутренне слабы, мне кажется. Если бы не встретила тех людей, что меня взрастили, поместив в благодатную почву, наверняка захирела бы. Обидчивая, ранимая, жутко стеснительная. Игорь тоже ранимый человек, моя задача – оберегать его от внешних горестей. - У персонажей и героинь ваших спортивных танцев, казалось, вся жизнь и любовь – на вдохе, а выдох равносилен смерти, падению в небытие. Танцуя, вы сгорали в собственных страстях и сжигали в них своего символического возлюбленного. Это питалось внутренними переживаниями, или таков был образ, предложенный тренером?

Наташа:

- Изначально это исходило из того, что спорт не бывает без некого надрыва. Плюс темперамент, я легко зажигаюсь. Это – на поверхности, так что темы танцев подбирали под меня. Но было именно сжигание ради сжигания. Надрыв рождался нашей духовной бедностью, возможно, актерским несовершенством. Спустя какое-то время мы стали браться за более глубокие вещи: появились наши «Половецкие пляски», «Кармен», «Кабаре», «Паганини». Мы созрели для более тонкой работы. А в горении ради горения есть некоторая неправда.

- А можно считать, Наташа, что спорт лишил вас детства?

Наташа:

- Я жила в благополучной семье, в атмосфере счастья. Жили небогато, но очень дружно. Папа увлеченно работал в системе профтехобразования, преподавал, защитил диссертацию. Мама много болела, поэтому нигде не служила, занималась нами.
У меня есть старший брат Петя, он окончил Московский институт инженеров транспорта, защитил диссертацию, у него замечательная жена Таня и сын Кирилл. Всего два с половиной года разницы между нами, но он всегда любил меня именно любовью старшего брата. Ходил на соревнования. Мама потом спрашивала его: «Ну, и кто тебе понравился?» «Да-а, - отвечал он, - никто не понравился. Правда, была там одна хорошенькая рыженькая девочка…»
Во мне сохранилась атмосфера благополучного дома, Повторить ее в своей семье непросто: у нас пока нет детей. Но создание домашнего уюта в нашей жизни обязательно. Игорь тоже к этому стремится. Я человек домашний. Люблю вышивать. Иногда готовить – для Игоря; раньше не умела, а он готовит прекрасно, но ему нравится, когда это делаю я.
Спорт не обедняет личность, если она сама по себе не бедна. В детстве меня тянуло ко многому и разному. Я занималась музыкой, легко давались математика, физика. Я любила школу. Мне было интересно все новое примерить на себя. Я прибегала с тренировки в школу и была в курсе последних событий, одноклассники узнавали новости от меня и удивлялись, как это я все успеваю. Когда внутри пожар, он рано, или поздно, все равно вырвется.

- Вас не посещает желание взбунтоваться против нормированности спортивной жизни с ее режимом и дисциплиной?

Наташа:

- Я нуждаюсь в строжайшем режиме именно из за своей неуравновешенности. Когда режима нет, плохо сплю, быстро прибавляю в весе, И в то же время жутко устаю от режима. То есть, получается, что сама себя вгоняю в режим, а потом против него бунтую. - У актеров обычно спрашивают: существует ли роль, которую мечтаете сыграть?

Наташа:

- Мне привычнее воплощать чей-то замысел, чем самой что-либо предлагать. Я сейчас катаю Маргариту в «Фаусте» - это не буквальное прочтение Гете, а современный «Фауст». Этот спектакль уже был, когда я пришла в театр. Он длится 50 минут – большая физическая нагрузка: но эмоциональная отдача настолько велика, что об усталости забываешь.
Мечтаю о спектакле, который был бы поставлен исключительно для меня. О спектакле с Андреем, который только пришел к нам: важно, чтобы он почувствовал себя здесь своим и нужным. Словом, настолько интересно дело, которым мы занимаемся, так логично оно связывает нашу прошлую жизнь с теперешней и ведет дальше, что работается с колоссальным удовольствием.

- Что для вас опора в жизни?

Наташа:

- У человека должны быть корни. Сейчас любое интервью западного корреспондента со мной заканчивается вопросом, почему я еще не уехала из страны, если это уже возможно. Я много думала на сей счет. То, как обычно в газетах пишут о патриотизме, - это не про меня. У меня свое ощущение, свое понимание человеческих корней. Наверное, я смогла бы жить везде, приспособилась бы. но существует нечто, без чего трудно. Я хочу после долгого-долгого отсутствия приехать домой, сесть на свой диван, включить телевизор и спокойно сидеть…Для этого, естественно, должен быть и телевизор, и диван, и свой дом, а ведь не у всех они есть. Так что мне грех жаловаться.

- Несколько человек из коллектива «Все звезды» после турне остались в Америке, попросив политического убежища…

Наташа:

- Хорошо знаю этих ребят. В наше-то время, когда без проблем можно уехать из страны, и насовсем, и заключив контракт с зарубежным ревю, - вдруг просить политическое убежище!.. Наверное, так у них сложилась ситуация. Видимо, они хотели задержаться там и поработать, заключив контракт, а им не разрешили. Трудно судить, не зная подробностей. Но я уверена, что если бы у них было время подумать, они не сделали бы такого шага – поступок совершен, скорее от отчаяния. Хорошо, хоть наша реакция на подобные поступки изменилась: нет прежней драматизации, нетерпимости. Что же касается того, подвели они коллектив или нет, то, насколько я знаю, турне они отработали.
Наши контракты несовершенны. Наш КЗоТ – это «нечто». Например, я подписываю трудовое соглашение, где сказано, что я обязана поставить администрация в известность об уходе за два месяца, но ничего не написано что будет, если я не выполню требование. В западных ледовых шоу, как известно, исполнителям выплачивают не все деньги, какой-то процент удерживают, и, когда человек отработал контракт, эти «задержанные» деньги ему отдадут. Если не отработал, он их не получит… В последнее время много говорят, что наши артисты охотнее выступают за границей. Зачастили, мол, говорят с упреком в их адрес. Но разве плохо, что нас ценят на Западе, что мы приносим доходы своей стране?

- Что же дальше, Наташа? Вы не думаете о работе тренера, «ледового» режиссера?

Наташа:

- Тренером, или режиссером надо родиться. Не вижу себя тренером. Наверное, я просто эгоистка. Хочу сама кататься, получать цветы, слышать аплодисменты… Я еще не накаталась! Может быть, через несколько лет захочу стать тренером: придется же кем-то становиться. Но это уже - «придется». Хотя главное - я нашла свой коллектив! И какую бы роль мне в нем ни отвели в будущем, любая меня устроит, любая будет дорога.