Пятикратная чемпионка Европы, четырехкратная чемпионка мира, олимпийская чемпионка, чемпионка мира среди профессионалов. Имя Натальи Бестемьяновой вошло в историю советского фигурного катания. В танцах на льду пара Бестемьянова—Букин совершила настоящую революцию.
О Наталье ходят странные слухи. Почему-то все уверены, что она давно живет в Америке вместе со своим мужем, легендарным фигуристом Игорем Бобриным. Привыкла к благополучию и изредка наведывается в Россию по делам. Наташа звонко хохочет, слыша сказки о себе: “Что вы! Я никогда не уезжала из страны! Сейчас вот сижу на даче. А дома редко бываю, потому что гастролей очень много!” Наталье и Игорю удалось почти невозможное: они надолго продлили свою спортивную судьбу, создав “Театр ледовых миниатюр”.
Она говорит так же, как и танцует: стремительно, темпераментно, эмоционально. У нее — ни минуты свободного времени. Однако все подушки в доме расшиты ее руками. Сложно поверить, что эта “высоковольтная” женщина могла сидеть и вышивать крестиком. Так Наташа спасалась от стрессов на сборах и тренировках: заполняла паузы вышиванием. Теперь она ненавидит это занятие.
В сентябре вышла книга: “Наталья Бестемьянова. Игорь Бобрин. Андрей Букин. Пара, в которой трое”. Их соединили лед, пот и слава. Любовь и дружба. В память врезался снимок: Игорь и Андрей держат Наташу на плечах, а она победоносно подняла руки к небу.
— Наташа, было время, когда все родители считали своим долгом отдать дочь в секцию фигурного катания. А как попали на лед вы?
Наташа:
— В пятилетнем возрасте мне сделали операцию, вырезали жировик из-под колена. Операция была не слишком серьезная, но нога сильно болела, я хромала, даже боялась на нее наступать. И родителям порекомендовали отвести меня в спортивную секцию на свежем воздухе, чтоб я разрабатывала ногу. Мама решила, что лучше всего подходит фигурное катание, и привела меня в “Лужники”. Вскоре я забыла про боль в колене и уже изо всех сил старалась догнать свою группу. Мама проводила со мной дополнительные тренировки, я ходила на коньках по резине, чтобы научиться держать равновесие. Ноги ныли, я просила: “Мама, я все буду кушать, только сними с меня эти ботинки!” В результате наших упражнений уже через месяц меня поставили в середину группы. С тех пор с коньками я не расставалась.
— Не самое легкое детство вам досталось. Одноклассницы бегают на танцы с мальчиками, а вы спешите на тренировку. Не было желания бросить спорт и тоже рвануть на дискотеку?
Наташа:
— Мы росли в то время, когда девчонки в школе мало общались с мальчиками. Все шли из школы домой, из дома — в школу. Но фигурное катание действительно меня абсолютно поглотило. Я уставала безумно, но никогда не возникало желания бросить. Правда, однажды врачи нашли у меня искривление позвоночника и запретили кататься. Мама неделю не возила меня на каток. А потом мы посмотрели друг на друга, собрали мой рюкзак и поехали на тренировку. Для меня это было и развлечение, и выход энергии, и выплеск эмоций. Вся моя жизнь!
— Почему же тогда вы плакали каждый день?
Наташа:
— Плакала я уже позже, когда меня взял в свою группу Эдуард Георгиевич Плинер, известный тренер. Я очень стремилась к нему попасть, но оказалось, что он совсем не мой тренер. Плинер был мне противопоказан! Он измывался надо мной, издевался, у него были довольно садистские наклонности, которые, возможно, хороши для спортсменов другого психологического склада. А меня он просто давил. Со мной так нельзя.
— А как с вами можно?
Наташа:
— Вот Татьяна Анатольевна Тарасова нашла нужный ключ. Она хоть и строга была, но умела похвалить за дело. А Плинеру невозможно было угодить. Я родилась уже не с теми ногами, которые ему нравятся. Он говорил: “Посмотри на японок — какие у них кривые ноги, это так хорошо для фигурного катания!” А вот я со своими прямыми ногами была для него плоха! И от того, что я терялась, робела, он еще больше приходил в ярость. Очень нехорошее качество для человека, работающего с подростками.
Я действительно часто плакала, но не кататься уже не могла. Без катка мне становилось просто плохо. Наверное, для меня даже не так важно было выигрывать.
— Я-то считала, что спортсменом движет именно желание стать первым.
Наташа:
— Оно существовало, но подспудно. Знаете, это как дети мечтают: вот сейчас спустится ангел и что-то тебе принесет. Но не было ангела! И ничего не давалось просто так. Я всегда шла через какие-то преграды. Наверное, иначе не бывает.
— Вы начинали как фигуристка-одиночница. А потом вдруг все бросили и перешли в танцы на льду. Сразу нашли общий язык с Андреем Букиным?
Наташа:
— Я была ужасно стеснительна! До невозможности! Могла даже в обморок упасть от смущения. И кататься в паре с мальчиком представлялось мне чем-то сверхтрудным. Когда мы впервые встали в позицию и он положил мне руку на бедро, я стала красная как рак. Даже Андрей испугался моей реакции. Но огромный плюс заключался в том, что я уже была знакома с ним, мы несколько лет тренировались бок о бок в “Локомотиве”. И мой психологический барьер быстро исчез, мы стали понимать друг друга. Андрей меня всему учил. Ведь первые полгода Татьяна Анатольевна Тарасова была сильно занята, и мы варились в собственном соку.
— А бывшая партнерша Андрея Ольга Абанкина не вставала у вас на пути?
Наташа:
— Оля была не просто бывшей партнершей, но к тому времени уже и любимой женщиной Андрея. Через несколько лет они поженились. Во-первых, я ее хорошо знала, мы дружили. А во-вторых, их дуэт распался не из-за меня, я не стала “разлучницей”. Еще за полгода до моего появления они уже не катались вместе.
— Букин не хотел, чтобы его будущая жена занималась спортом?
Наташа:
— Нет, что вы! Просто их тренер решил, что Оля неперспективна. Постоянно шли разговоры: у Абанкиной нет будущего, она тормозит рост своего партнера. И в конце концов Оля устала их слушать и сама бросила спорт. Андрей сказал: “Тогда я тоже не буду кататься!” Где-то полгода он не выходил на лед, а потом все-таки пришел к Тарасовой, и она стала искать ему новую партнершу.
— Но хоть какую-то ревность со стороны Ольги вы чувствовали?
Наташа:
— Конечно, Оле было очень тяжело видеть, как Андрей катается с другой. И, наверное, еще тяжелее было позже увидеть успех. Первое время она даже приходила на наши тренировки, что-то показывала мне, подправляла. Но я изначально настроилась слушать именно Андрея, Ольга это почувствовала и больше уже не приходила. Хотя мы остались в хороших отношениях, легко общались, сумели сохранить взаимопонимание вне льда.
— Чаще всего, независимо от семейного положения, артисты или спортсмены, плотно работающие в паре, вскоре становятся парой и в жизни.
Наташа:
— Далеко не со всеми такое происходит, даже статистика на сей счет есть. Просто в то совковое время в наших умах существовал стереотип: все пары женаты. Наверное, тогда так было удобнее. Но ведь потом все они развелись! Почти никто не живет вместе — те же Роднина с Зайцевым, да и других примеров много. Только единицам удается сохранить семью. Поймите, люди постоянно находятся рядом: тренировки, сборы, соревнования. Вся жизнь — вдвоем. Они катаются вместе, “срастаются” и воспринимают это как большое чувство. А когда кончается спорт и уходит нервное напряжение, выясняется, что никакого чувства-то и нету. Их связывало что-то иное — общая цель, общие трудности. Но ведь в жизни есть и более высокие вещи.
— Название вашей книги — “Пара, в которой трое” — действительно соответствует сути ваших отношений с Андреем Букиным и Игорем Бобриным?
Наташа:
— Я согласилась на такое название, чтобы люди вспомнили знакомую им ситуацию. В те годы нас действительно именно так и воспринимали. Но я никогда не переносила эту формулу на реальную жизнь. Существовала пара Бестемьянова—Букин. И у меня был муж — Игорь Бобрин. Два совершенно разных среза моей судьбы.
— Как в вашей жизни появился Игорь?
Наташа:
— Впервые мы встретились на каких-то соревнованиях или сборах. Он уже был великий Бобрин. А я — только начинающая одиночница. Хотя к тому времени я уже выиграла юниорский чемпионат Союза. У меня был очень хороший номер под песню Аллы Пугачевой “Арлекино”, за который я должна сказать спасибо Плинеру. Номер я просто обожала! Когда выходила на лед, возникало ощущение, что я растворяюсь. С “Арлекино” меня пригласили в тур по Сибири вместе с самыми известными фигуристами — это Роднина и Зайцев, Моисеева и Миненков, Бобрин, Ковалев. Там произошло наше первое с Игорем узнавание друг друга. Чувства еще не пробудились, но мне было безумно интересно и приятно находиться среди таких звезд. Когда тур закончился, я плакала навзрыд. Позже мы начали кататься с Андреем, а Андрей подружился с Игорем. И я уже не смотрела на них издалека, как на звезд. Тогда и зародилось, наверное, наше чувство.
— Игорь Бобрин всегда был совершенно не похож на остальных фигуристов. Это имело для вас значение?
Наташа:
— Да, он очень индивидуален. И, скорее всего, он покорил меня сначала именно на льду. Как и многие фанатки, я влюбилась в его катание. К тому же, когда мы познакомились, у Игоря была семья, маленький сын, которому сейчас уже двадцать четыре года. Тогда я четко понимала, что влюблена в мужчину, который женат. И прежде, чем между нами что-то произошло, я сто раз отодвигалась, уходила в тень. Но инициатива исходила от Игоря, он тоже для себя все понял и решил. Не сделай он первый шаг, я так и отошла бы в сторону. Не стала бы ничего разрушать.
— А с Андреем Букиным у вас возникала та искра, которая высекается между мужчиной и женщиной?
Наташа:
— Конечно! Когда мы катались, наши чувства были абсолютно естественны. Точно так же актеры на сцене всегда испытывают какие-то чувства друг к другу, иначе им никто бы не поверил.
— Я имею в виду отношения за пределами льда.
Наташа:
— Нет, мы просто очень хорошо понимали друг друга, легко ладили. И до сих пор ничего не изменилось.
— Неужели никогда не ссорились? Ведь постоянно такой накал эмоций переживали.
Наташа:
— Мы много ссорились только последние год-два в нашей карьере. Оба невероятно устали, находились на пике нервного напряжения и постоянного стресса, который вокруг нас нагнетался. Нас же методично пытались убрать, списать из спорта. После Олимпиады 1984 года, где мы стали вторыми, Спорткомитет решил, что до следующих Олимпийских игр пара Бестемьянова—Букин не доживет. И с 1985 года нас начали искусственно устранять.
— То есть вас решили списать “за борт”, когда вам было всего двадцать пять лет?
Наташа:
— Для спортсмена это не “всего”, а серьезный возраст. Хотя одни уже в восемнадцать становятся старыми, а другие и в тридцать катаются. Все зависит от желания человека сохранить себя. Но Спорткомитет интересуют сухие цифры, он смотрит на дату рождения и выводит свою статистику.
— Вы задумывались тогда, что у вас впереди?
Наташа:
— В спорте о будущем не думаешь. В спорте думаешь, что двадцать пять — это катастрофически много. В том-то и дело, что все человеческие ощущения у нас вывернуты наизнанку: извращенное чувство времени, извращенное чувство красоты. Когда мне исполнилось восемнадцать, я искренне считала, что жизнь моя кончена. Глупость такая, что смешно вспоминать. Сейчас, ближе к сорока, понимаешь: господи, все же только начинается! Слава богу, что я сумела себя переосмыслить, а многие так и продолжают жить с бременем собственной старости.
— А что значит — “извращенное чувство красоты”?
Наташа:
— Фраза не моя, а нашего парикмахера Толи Фарбера. Мы приходили к нему перед очередной программой, и я начинала объяснять, как меня нужно подстричь. Однажды Толя не выдержал: “Наташа, что ты говоришь, тебе не может идти такая прическа!” Но я настаивала: “Зато так удобней на льду”. И тогда Фарбер изрек: “У тебя извращенное чувство красоты”. Он часто повторял эту фразу, убеждая меня не стричься коротко: “Посмотри, как красиво летят твои волосы в движении”. Когда Толя начал со мной работать, грива моя удлинилась. Сначала даже Татьяна Анатольевна сказала, что такая прическа хороша для жизни, но никак не для выступлений. Но сразу после меня все спортсменки стали кататься с волосами подлиннее.
— Получается, вы стали законодательницей моды в фигурном катании?
Наташа:
— Не я, а Толя. Каждый сезон он придумывал мне абсолютно новую прическу, создавал образ, который всегда точно подходил к общему замыслу выступления. Толя заранее прослушивал музыку и начинал фантазировать. Еще с нами работал Слава Зайцев, который действительно был законодателем мод в фигурном катании. До нас Слава делал костюмы Ирине Моисеевой и Андрею Миненкову.
— Зайцев на свое усмотрение выбирал, с кем он хочет сотрудничать?
Наташа:
— Скорее ребята сами обратились к нему за содействием. Я точно знаю одно: когда мы выиграли у Моисеевой и Миненкова и тоже обратились к Славе с просьбой сделать нам костюмы, он ответил: “Я работаю с Ирой и Андреем, я не могу”. Мы оценили его принципиальность и не обиделись. Только когда Ира с Андреем закончили выступать в большом спорте, Зайцев начал работать с нами.
— Вы храните свои спортивные наряды?
Наташа:
— Какие-то — да. А однажды я потеряла платье прямо перед выступлением. Ужасная история! Тогда был очень тяжелый год, у меня умерла мама. И я находилась почти в прострации. Сначала обварила себе ногу кипятком, через месяц неудачно захлопнутая дверца машины перебила мне пальцы на руке. А мы готовились к чемпионату Европы. Накануне отъезда я бросила новое платье в пакет с коньками (сверху, чтоб не помялось) и села в такси. Дома стала собирать чемодан и поняла, что платья нет. Видимо, оно осталось в машине. Мы обзвонили все таксопарки — безрезультатно, а утром уже улетать. Татьяна Анатольевна, едва услышав мой голос в трубке, сразу спросила: “Наташа, что?!” Я говорю: “Платье потеряла”. И слышу в ответ: “Слава богу!” Она, бедная, уже не знала, чего еще плохого ждать, а тут какое-то платье!
— Я знаю, что поклонники до сих пор вспоминают ваш произвольный танец “Кармен”, он вошел в историю спорта.
Наташа:
— Мне всегда были ближе номера с испанской музыкой. Легко давался гротеск. А Андрей больше тяготел к романтике. У программы “Кармен” весьма драматичная история. С ней мы сначала проиграли Международный турнир на приз газеты “Нувель де Моску”, а затем и чемпионат СССР, хотя оба раза успех у зрителей был сумасшедший. Но судьи сочли, что мы используем недопустимые элементы. Я, например, лежала на льду, а Андрей тащил меня за руку. Тогда в правилах это не возбранялось, но позже даже ввели специальный пункт, запрещающий фигуристам ложиться на лед. Уж слишком получился эффектный, театральный трюк, а у нас все-таки спортивные состязания. Зато на чемпионате Европы в Гетеборге мы впервые стали чемпионами именно с номером “Кармен”. Помню, судья из Франции в финале нашего танца рыдала. А уже на показательных выступлениях я вдруг услышала, как сверху кто-то кричит: “Наташа!” И не поверила своим глазам, увидев Майю Плисецкую. Я подумала, что мне уже мерещится. Потом Майя Михайловна нас поздравляла, мы вместе сидели в гостях, и я смотрела на нее широко распахнутыми глазами — как на человека, который кажется тебе небожителем. Я была потрясена, когда она стала пить пиво. Оказалось, что Майя Плисецкая очень любит пиво.
— Наверное, для спортсмена травмы — как боевые шрамы. Вам часто доставалось?
Наташа:
— У меня больная нога: когда-то неудачно покаталась на горных лыжах в Давосе. Я прекрасно владела равнинными лыжами, а вот на горных совсем не умела. Тогда мы забрались на фуникулере на самую высокую гору, и вдруг я поняла, что совершила самую большую глупость в своей жизни. Впереди — обрыв. И спуститься вниз можно только на лыжах. Даже при моем навыке я жутко испугалась, тут же упала и повредила колено. Надорвался мениск, правда, я об этом не подозревала. Врач посмотрел и сказал: надо полежать дня три. А какое там лежать, если у меня на следующий день выступление. Кое-как на одной ноге я откаталась. Потом вроде вылечилась, но лет через пять мениск порвался окончательно. В тот же год Андрюша пропорол мне бедро коньком.
— Вы прекрасно знаете, что такое конкуренция. Сейчас девочки-манекенщицы друг другу в туфли толченое стекло подкладывают. В фигурном катании происходило что-либо похожее?
Наташа:
— У нас существовал закон: свои коньки все всегда забирали с собой. Они ведь заточены специальным образом, это ювелирная работа, от качества которой зависит движение фигуриста. Если взять конечек и лишь один раз провести им по железке — все, спортсмен выходит на лед и падает. Бывали такие случаи. Поэтому, выходя из раздевалки, каждый носил свои коньки в руках. Правда, со мной никто ничего подобного не проделывал, но береженого Бог бережет.
— Вы легко расстались с большим спортом, где вас так пугливо называли “любителями”?
Наташа:
— Я долго к этому шла, поэтому все получилось довольно естественно. Но психологически переход все равно был тяжелым, иначе и быть не могло, как себя ни готовь. И конечно, никакие мы не “любители”, а профессионалы. Мы катались и получали за это деньги: стипендии от Спорткомитета. Мы не купались, конечно, в богатстве. Даже когда заканчивались Олимпийские игры, каждому игроку хоккейной команды дарили “Волгу”, а нам разрешали ее купить. Улавливаете разницу? Хотя и мы были чемпионами, и они были чемпионами. Но сегодня я очень рада, что у нас такой прекрасный вид спорта, который позволил нам найти себя, продолжая делать то, что мы умеем. Тяжелоатлет или боксер, покинув большой спорт, вряд ли имеют такую же возможность. Да многим и не хочется. Я как-то разговаривала с Владимиром Сальниковым и спросила: “Тебе не жалко, что ты больше не плаваешь?” А он говорит: “Да ты что! Опять в эту ванну?! Ни за что!” У нас же любимый спорт перерос в Театр ледовых миниатюр под руководством Игоря Бобрина. Я директор и одновременно солистка нашего театра.
— Вы редкие гости на родине. Почему на жалуете Москву?
Наташа:
— Мы очень мало здесь выступаем, и на самом деле это трагедия. Только что работали в Сеуле, сейчас поедем во Францию. Наш театр побывал в Китае, в Японии, в Америке, по всей Европе проехали и даже по Северной Корее. А в Москве удается организовать выступление максимум раз в год, здесь неимоверно сложно работать. В прошлом году мы обращались за помощью к городским властям, отдали значительную часть билетов на благотворительность, а город рекламу так и не сделал. Зрителей пришло много, но недостаточно, чтобы окупить затраты. Удивительно: в Москве построено около двадцати катков, но ни один не может предоставить нам лед. Лед стоит бешеных денег! Я бы очень хотела, чтоб один из московских катков назывался Театр ледовых миниатюр.
|
