Фигурное катание в его лучших проявлениях мы уже давно называем искусством. Речь здесь, прежде всего, идет о таких действительно художественных достижениях, когда сложная техника и пластика фигурного катания подчинены единой задаче – выражению чувства и мысли человека, когда элементы спорта превращаются в язык искусства. Тогда фигурное катание становится естественной творческой лабораторией, в которой и формируются основы нового, небывалого доныне искусства. И кто знает, не ради ли него и явилось когда-то на заре нашего века фигурное катание? Не к нему ли стремится?
Игорь Бобрин – один из самых интересных и ярких советских фигуристов, мастер большого художественного потенциала. Чемпион Европы 1981 года, неоднократный чемпион СССР в мужском одиночном катании, появление которого на льду всегда сопровождалось взрывом радости. Когда он ушел из большого спорта, казалось, последний утратил нечто артистическое, творческое (в вышесказанном смысле), и мы сразу ощутили это как дефицит духовности. К тому же в его небольших художественно отточенных программах, в особенности показательных, активно произрастали побеги нового взгляда на вещи: в его катании образ диктовал выбор средств выражения, а не наоборот. Именно в тех маленьких работах Бобрина мы как бы перестали видеть «коньки» вообще, замечать «как это сделано», нам интереснее стало сопереживать и волноваться.
И вот ныне Игорь Бобрин предстает перед нами уже не спортсменом художественного склада, с творческой индивидуальностью, а как режиссер и руководитель коллектива единомышленников. Оказалось, что перерыв в выступлениях был заполнен напряженной работой и поисками. В результате в апреле 1986 года Бобрин стал руководителем своеобразного коллектива – «Театра ледовых миниатюр», в труппу которого вошли также известные мастера Ирина Воробьева - Игорь Лисовский, Наталья Карамышева – Ростислав Синицын, Юлия Романова – Дмитрий Смирнов, Елена Васюкова, Светлана Французова – Олег Горшков, Ирина Григорян. Изначально, назвавшись артистами театра, они заявили о себе как об исполнителях, которым есть что сказать как художникам, и для которых возможность и потребность существования в образе естественна, а техническая оснащенность и зрелость балетмейстерского воплощения позволяет это сделать. То есть, об этом уже говорилось, когда элементы фигурного катания превращаются в выразительный язык искусства. Этот язык еще негибок, еще труднообретаем. Но уже через всю разноголосицу, порой и досадную эклектичность (исполнителям хочется показать на что они способны) пробивается к свету некая, зарождающаяся на наших глазах, еще одна новая «догадка искусства».
Премьера первой самостоятельной работы молодого коллектива – сюжетного одноактного бурлеск-балета «Немое кино» (по сценарию Ильи Резника) состоялась в Челябинске.
В коллективе 13 артистов, включая каскадеров на льду Игоря Окунева и Константина Голомазова. Постановку балета (второе название – «Размышления на тему Чаплина») недавно осуществили режиссер-постановщик, студент режиссерского факультета Государственного института театрального искусства имени А.В. Луначарского Игорь Бобрин и балетмейстер-постановщик Наталья Волкова-Даббади, известный ленинградский хореограф.
Удивительно как актерски добротно «сработан» образ самого Чаплина, точнее сказать – образ творчества Чаплина, исполнителем центральной роли Игорем Бобриным, Тончайшие оттенки его «человеческого существования» - от иронии и буффонады до лирики и трагедии – точно передаются артистом. Бобрину удается показать даже такое состояние души, как нежность, которую нельзя сыграть или поставить – это свойство уже собственно дарования, актерские данные которого сопричастны «жизни человеческого духа». Нет ни фальши, ни даже интонации неточности. Образ наполнен и прочувствован как бы изнутри. Чаплин у Бобрина – это как бы парафраз к прообразу, новый и неожиданный взгляд на художника. Мы не видим у Чаплина-Бобрина ни традиционного костюма, ни привычных атрибутов, но тем не менее сразу узнаем главного героя. И в то же время как бы не узнаем. Незаурядный актерский талант и особенности личности интерпретатора определили его отношение к выдающемуся художнику, расширили и даже в чем-то углубили привычное наше преставление о Чарли Чаплине, артисте и человеке.
В спектакле «Немое кино» его образ раскрывается через взаимодействие героя с другими персонажами. Каждая встреча с новым лицом композиционно обозначена как отдельная миниатюра-новелла. Задача каждой: выявить в портрете героя новые штрихи. Мы видим Чарли на светской вечеринке, где он оказывается лишним, видим, как убегая от преследующего его полисмена, Чарли попадает сначала в танцевальный класс ( эта сцена решена постановщиками с большим юмором и фантазией), а затем в цирк, как он встречается с нищим шарманщиком и слепой цветочницей, как потом оказывается в «этом бездумном, бездумном, бездумном мире» (миниатюра, поставленная в стиле брейк-данса), где снова никому не нужен со своей открытостью чувств, жаждой человеческого тепла, дружбы. И в финале, буквально раздавленный холодностью и бездушием, с болью и надеждой на понимание и теплоту оставляет нам в дар единственное, чем владеет – цветок.
Думается, постановка и режиссерская работа в этом спектакле еще не завершены. Поскольку он свободен от старых «балетноледовых» приемов, некоторые связки-ходы имеют достаточно формальный, внешний характер, например, линия полицейский - Чарли.
В первой сцене мы попадаем в атмосферу кинематографа времен братьев Люмьер, «мелькают блиц-сцены, фрагменты мелодрам, трагедий и комедий, появляются странные, смешные, наивные персонажи» Эти первые, стилизованные под немое кино «дергающиеся» кадры сделаны на редкость выразительно и лаконично. Графически точно. Есть крупные удачи и в последующем. Как понятен по интонации дуэт Чарли со слепой цветочницей, где ярко и тонко средствами собственно ледовой хореографии драматургически отчетливо «выстроена» целая история человеческой жизни, ее судьба и мелодия. Мы верим героине Елены Васюковой, как и Чаплину-Бобрину без его обязательной тросточки и котелка. Отношение Чарли к девушке, весь его душевный трепет и человечность раскрываются здесь особенно явственно.
Или, скажем, «диалог» Чарли с шарманщиком, где Игорю Лисовскому оказалось под силу воплощение различных драматических красок средствами «ледового языка». Например, когда мы смотрим параллельную «либелу» (вращение в «ласточке») Чарли-Бобрина и шарманщика-Лисовского, нам кажется, что в этом синхронном вращении нашла свое выражение радость от обретенного человеческого тепла, и показана она именно средствами ледовой хореографии. И здесь, и в других подобных этому эпизодах, мы чувствуем какие в «ледовом театре» таятся колоссальные резервы выразительных возможностей. У артистов появились настоящие театральные амплуа, например, лирико-драматическое у Васюковой, травести у Французовой.
Многогранным актером показал себя Ростислав Синицын – его самонадеянный моряк и «душка-репетитор» в женском танцклассе, властный факир, укрощающий змею, «писатель» в «Немом кино», страстный юноше в дивертисментном номере «Аранхэус» убеждают и запоминаются. Актерская же универсальность самого Игоря Бобрина просто поражает: он равно владеет так называемой одиночной, парной, танцевальной техникой, прекрасно чувствует «ансамбль». Но главное – мы впервые всерьез с ожиданием смотрим в этом ледовом представлении на лица исполнителей. Бобрин лицом «говорит» нам едва ли не больше, чем своей уникальной по выразительности пластикой.
И пусть « полнометражная» драматургия «бурлеск-балета» пока еще не получилась, большие и маленькие удачи в коротких и сценически завершенных новеллах говорят о том, что театр в своих поисках - на верном пути. Уже сейчас очевидны художественные достоинства отдельных эпизодов, обещающие много и для юного «Театра ледовых миниатюр», и для искусства ледовой хореографии в целом. Пусть не все актеры обладают необходимыми артистическими профессиональными качествами, достаточной эмоциональной подвижностью. Этого следовало ожидать: кому-то следует их в себе развивать, для кого-то, наверное, возможен другой вариант, но, повторяем, рождение театра состоялось. И уже сейчас видно, какое это непростое «здание». В нем, по крайней мере, должно быть три «этажа». Прежде всего, отличная техническая оснащенность исполнителей – классных мастеров фигурного катания. Это фундамент и основа, и нельзя снижать требования именно здесь. Фундамент должен быть крепким и сложным. Второй этаж – режиссерско-постановочные идеи и их воплощение. Здесь сказались талант и профессионализм Натальи Волковой-Даббади и Игоря Бобрина, их способность «мыслить» именно языком ледовой хореографии, ощущать силу ее выразительных средств, но и их общая театральная культура. И, наконец, третий «этаж» - актерская выразительность исполнителей, реализующих режиссерский замысел. И все эти названные свойства представления «Немое кино» и привносят в творимое его участниками действо качественно новый признак, признак «театра». Он ведь и назван – «Театр ледовых миниатюр». По-видимому, название выбрано точно. Разумеется, это еще не значит, что в «Немом кино», заявленном как одноактный бурлеск- балет, полноценный сюжетный спектакль получится. Нет, есть просчеты, есть недотяжки, о которых мы уже говорили. Тем не менее, благодаря, в том числе и недостаткам, мы видим как далеко уходит возможности коллектива за рамки заявленной темы.
Особого разговора заслуживает вторая часть спектакля – дивертисмент, демонстрация чисто эмоциональных возможностей артистов труппы, отточенности их мастерства, виртуозности исполнения первоэлементов… Но лучшим открытием, которое мы сделали, является то, что мы вдруг понимаем, что это такое – новый, неведомый и свежий язык искусства, рождающийся вот так неожиданно и естественно прямо на наших глазах. Скорость, слияние линий, вся «иная природа» происходящего перед нами на ледовой арене как бы создают совсем особый мир «волшебной коробочки», в которой идет представление, и не занавес, не рампа, а этот другой способ образного существования отделяет его от нас, зрителей. Какие глубины поэзии, оказывается, таятся в этом языке! Становится ясно, что идти нужно не к балету, преодолевая «коньки», а в неведомое… Ледовая хореография, пластическая метафора…
И пусть вся основная работа коллектива впереди, уже сегодня здесь столько интересного, оригинального, нового! Не все характеры еще художественно очерчены и удались, но явилось главное – человеческое лицо. Всю драму и поэзию жизни в ее полноте и сложности, оказывается, может выразить ледовый художник. Пожелаем же ему мужества и удачи. Пожелаем и тем, от кого зависит сохранение и развитие этого маленького, но настоящего театра, благожелательности, внимания, ответственности. Пусть у него будет побольше таких союзников, как его директор Е.Волов, делающий для жизнедеятельности труппы все возможное и невозможное, и как хореограф-репетитор О. Филиппова, поверившая в молодой коллектив первопроходцев, полюбившая его.